Читаем без скачивания Красная розочка. Рассказы и повести - Алексей Сухих

Генка не был исключением. Он часами просиживал на берегу и без устали смотрел в голубые дали, туда, где небо сливалось с водой и уже за этой линией виднелись как бы висящие в пространстве, белые шапки гор Тянь-Шаня. Генка никогда ещё не был на море, хотя за свои семнадцать лет исколесил немало дорог.

После смерти матери он не расставался с отцом, которого бросала в разные края бродячая судьба топографа. Но в этот раз ему круто повезло. Он кончил школу, отец принял его на работу в топографический отряд и дал перед работой месяц отпуска в награду за хорошее окончание учёбы (шутил, конечно) Но всё сходилось в точку. Отряд стоял на берегу озера в Ананьево. И не дать сыну отдых после школьных выпускных было бы для отца просто неприличным поступком. И Генка балдел. Море, волны, пусть редкий, но белый теплоход на горизонте, теплая прозрачная вода, полутропическая жара и белые шапки вечных снегов на вершинах гор. На берегах сотни и тысячи беспечных радостных отдыхающих и ему уже семнадцать лет и он не школьник, а рабочий, способный зарабатывать деньги. Он уходил из лагеря с первыми лучами солнца, освещавшими из – за гор верхушки облаков и приходил, когда все мирно спали. Никто в отряде не видел, когда он ел и спал. И только отец, дождавшись его однажды вечером, пожурил слегка и спросил, улыбнувшись:

– Ты что, влюбился, может?

И Генка, блеснув своими зеленовато – серыми глазами, мечтательно прищурился и сказал совсем серьёзно:

– Да!

– Смотри, старик, нам влюбляться нельзя. Мы народ кочевой, – сказал отец и ласково потрепал его вихрастую голову. Помолчал немного и ушёл, больше ничего не сказав.

Было раннее утро. Солнце только начинало подниматься и с лёгкой шалостью ребёнка затеяло игру в прятки с маленькими тучками, сгустившимися на краю неба. Чистый прохладный воздух ещё синел в провалах гор. Его синева спускалась вниз и сливалась с бесконечной голубизной озера. Всё вокруг было голубым.

Генка сидел в маленькой лодке, которую брал у одинокого старика, жившего в домике на самом берегу озера. Дед любил говорить, Генка умел слушать. Так они и подружились. Генка стал заходить к нему и дед, влюблённый в озеро, рассказывал ему удивительные истории, происходившие на его берегах. У деда была лодка. Сам он редко брался за вёсла, разве что, когда рыбки хотел половить, и лодка стала постоянным спутником скитаний Генки по озеру.

Лодка слегка покачивалась на набегавших волнах. Генка сидел, смотрел вдаль, слушал несмолкаемый рассказ волн, и ему казалось, что он понимает этот бессловесный разговор и неоформленные мысли уносились вслед за волнами, за их странствиями к далёким берегам. Он так задумался, что не заметил, как подошла Таня.

– Генка… – негромко позвала она.

Он, погружённый в себя, не шевельнулся. Тогда Таня на цыпочках подобралась к лодке, вставила в рот два пальчика и пронзительный залихватский свист разрезал утреннюю тишину. Генка вскочил, как будто его выбросила пружина. Лодка закачалась, и он едва удержался на ногах.

– Спишь, противный. – Таня бросила в лодку сумочку, из которой высовывались различные свёртки с провизией, забралась сама и скомандовала:

– Отдать концы!

И видя, что Генка не торопится, кинула в него горстью воды.

– Эй, команда, три наряда вне очереди!

Генка выпрыгнул на песок, оттолкнул лодку от берега, на ходу заскочил сам и уселся на корме. Таня взялась за вёсла.

Таня была самостоятельная девочка. Всего на год старше, она командовала Генкой как хотела. Она и познакомилась с ним сама. Генка, как он сам признавался себе, никогда бы не решился подойти к такой красивой девушке, а она, по его мнению, была самой красивой девушкой на всём побережье. Чуть вздёрнутый нос, широко расставленные серые глаза, один из которых она очень часто прищуривала, и тогда лицо её принимало удивительно задорное и лукавое выражение. Коротко обрезанные тёмные волосы и нежные полные губы дополняли эту «до ужаса симпатичную мордашку», как заявил ей однажды Генка в неожиданном для себя порыве храбрости.

Они познакомились на дальнем мысу, который одиноко и гордо вдавался острой песчаной полосой в море. Перед самым краем мыс прерывался сотней метров воды глубиной до пояса и заканчивался небольшим островком. С тех пор, как Генка завладел лодкой, он часто уезжал туда с утра, пропадая до самого вечера. Там никого никогда не было, и он чувствовал себя своеобразным Робинзоном. В этот день он сидел у самой воды и продумывал свои, одному ему известные планы. День клонился к вечеру. Он уже собирался покинуть свою обетованную площадку, как услышал:

– Эй, мальчик, это твоя лодка?

Удивлённый появлением неожиданной феи, Генка глядел во все глаза на виновницу разрушения его уединения и ничего не говорил.

– Ты, почему не отвечаешь! Может, у тебя языка нет?

Она была в лёгком платье, босиком. Маленькая соломенная шляпка закрывала её лицо от солнца, и вся она светилась в его лучах, и вся она была, какая-то невесомая и, как показалось Генке, совсем неземная жительница. Генка заулыбался. Она тоже улыбнулась.

– Так что же ты молчишь?

– Откуда ты появилась? – вопросом отвечал он. – Здесь никого никогда не бывает.

– Так уж и никогда. Я же появилась, – и, понизив голос, таинственно прошептала: – Слушай, ты никому не скажешь? Я убежала.

Оправившись от неожиданности, Генка спросил:

– За тобой гонятся?

Она рассмеялась.

– А ты парень с юмором. Мне это нравится.

При слове «парень» у Генки расширились плечи, и он стал чуть выше.

– Только я устала и хочу есть, – сказала Таня – Если ты отвезёшь меня к нашему пляжу, я буду очень благодарна.

– Ты хочешь есть? – он бросился к лодке, и через минуту они оба уплетали колбасу с хлебом, запивая холодной ключевой водой, которую Генка, наученный походной жизнью, неустанно таскал с собой и прятал от солнца. Когда они поели, Таня прищурилась и сказала:

– Слушай, друг, – ты мне начинаешь нравиться. Держи «лапу», знакомиться будем. – И протянула ему маленькую с длинными тонкими пальчиками руку. Генка протянул свою и осторожно сжал девичьи пальцы.

– Ты что, раздавить боишься? – засмеялась она и с силой сжала ему пальцы. – Благодарю за тёплый приём в столь уединённом месте. – Глаза её смотрели лукаво. Генка сжал её руку в ответ.

– Ну и отлично! А теперь поехали. – Таня уселась в лодку.

Генка уже научился прилично грести. Лодка шла ровно, чуть покачиваясь на небольших волнах. Таня сидела на корме, опустив одну руку в воду. Лицо её было задумчиво, даже хмуро.

– Интересно, ты убежала и почему-то торопишься вернуться назад? Разве так убегают? – нарушил Генка тяготившее его молчание. – И почему ты решила убежать? В лагере не так уж и скучно. Я иногда захожу туда, веселые мальчики, девочки, музыка.

– А ну их всех весёлых, – равнодушно и немного раздражительно сказала Таня. – Они мне надоели. Все на один манер, болтают одинаковые глупости и лезут целоваться. Скучища…

– Разве целоваться скучно?

– Ха! – презрительно фыркнула Таня. – Ты что, тоже хочешь целоваться со мной. А я уж подумала…

– Я? – Генка смутился. – Я не знаю, скучно ли это…, – он посмотрел на сидящую перед ним девушку и покраснел. Так уж получилось в его мальчишеской биографии, что он не целовался с девочками «по-настоящему». Дружил, провожал, влюблялся, но никому не сказал, что любовь переполняет его, а поцелуй ему представлялся верхом любви и он не мог просто так взять и полапать.

– Что не знаешь? Ты что, не целовался с девочками? И чему тебя учили в школе!? Может, ты и маму не целуешь?

– У меня нет мамы, – глухо сказал Генка и отвернулся.

Тихо шелестели волны о корпус лодки, негромко бурлили вёсла, мягко грело вечернее солнце. Генка грёб все также равномерно и молчал.

– А знаешь, Гена, мне сегодня захотелось побыть одной, совсем одной, чтобы вокруг не было ни души, и даже немного хотела заблудиться. Я долго шла по берегу и думала, что никого не встречу. И набрела на тебя. – Как-то доверчиво сказала Таня после молчания.-

Кажется, ты не очень огорчился.

– Ещё бы! По воде здесь не так далеко.

– А мне надо было все же вернуться во-время. Мама будет беспокоиться. А ты что тут делал?

– Да так. Люблю, когда никто не мешает, – улыбнулся Генка. Облачко грусти покинуло его, и он снова посмотрел на Таню весело и приветливо.

– Так я тебе помешала?

– Нет, нет, я очень рад! – и оба рассмеялись.

Генка отвёз Таню в лагерь. Пока плыли, он узнал, что они с матерью приехали на Иссык—Куль из Алма—Аты, что она год уже работает на какой-то неинтересной работе, успела запутаться в каких-то жизненных вопросах и сейчас пытается обрести спокойствие. Он рассказал ей о себе, и с того раза Таня каждое утро находила его на берегу. Он был немного удивлён, что она с такой лёгкостью забросила привычный круг друзей и проводит всё время с ним. Но ему не лезли в голову всевозможные причины, о которых он и понятия не имел, что они бывают, и был свободен от дурного настроения. И был счастлив, что нашёлся друг, понимающий его во всём. Их отношения напоминали скорее дружбу двух мальчишек, деливших меж собой и радость и обиды, чем дружбу юноши и девушки. Они весело и беззаботно облазили все окрестности, добирались до вечных снегов, катались на лодке, объезжали «дикого» осла и воплощали в жизнь всё, что создавало их безудержное воображение. Они были так молоды, что всюду для них находилось и новое, и интересное. Лишь иногда на Генку накатывалось незнакомое томительное чувство, когда он смотрел на Таню, но обычно предлагалась новая отчаянная выходка, и он забывал обо всём. Всё вокруг было ослепительно и прозрачно.